О нас

О гастролях Большого, о самом «Онегине» и взаимоотношениях двух наших театров рассказывает координатор по художественным вопросам театра Ла Скала г-н Гастон Фурнье-Фасио.

— Наши театры ведь практически близнецы, — начал он разговор, — родились с разницей в два года: Большой в 1776 году, Ла Скала — в 1778-м. И мы в это братство верим, поэтому сотрудничество, даже скажу больше — многолетняя дружба для нас очень важна. Она обогащает оба театра и постоянно развивается — у нас еще столько проектов в будущем!

Мы особенно рады принять у себя вашего «Онегина», потому что, помимо очень важного для нас сотрудничества с Большим театром, у нас складывается сотрудничество и лично с режиссером Черняковым. Он дебютировал в Ла Скала постановкой «Игрока» Прокофьева, и спектакль был признан лучшим в опере за 2008 г. Сейчас мы обсуждаем с ним еще один важный проект, подробности пока раскрывать не буду... А между «Игроком» и этой новой постановкой у нас «Онегин» Большого! Ваш спектакль полностью соответствует той эстетической линии, которую продвигает генеральный директор Ла Скала, г-н Стефан Лисснер: необходим новый, свежий и свободный подход к опере — при полном уважении к произведению.

— Часто ли ставят «Евгения Онегина» в Италии? Можно ли говорить о каких-то сложившихся здесь традициях исполнения этой оперы?

— Не слишком часто, но все-таки ставят. Это одна из самых любимых русских опер в Италии. Разумеется, наша публика хранит верность и преданность итальянским операм. В основном, они у нас и ставятся: это Россини, Верди, Пуччини, несколько меньше — Доницетти и Беллини. Но Чайковский, несомненно, — один из наиболее почитаемых иностранных композиторов. В Италии особенно популярны «Онегин» и «Пиковая дама» Чайковского и «Борис Годунов» Мусоргского. С недавних пор довольно часто исполняется также и «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича. Зато очень редко идет Прокофьев — «Игрок», «Огненный ангел», и уж совсем к раритетам относится монументальная «Война и мир».

— Как, по-вашему, будет воспринят спектакль — учитывая особенности итальянской публики?

— Итальянская публика действительно немного консервативна. Зрители почти целиком сосредотачиваются на музыке, на первом месте для них — голоса певцов, затем — звучание оркестра. Они не хотят, чтобы их отвлекали от музыки, чтобы им «мешал» сам спектакль, поэтому обычно им нравятся спектакли очень традиционные. Но если постановка позволяет им «узнать» ту историю, которую они знают и помнят, она может понравиться даже в современных «одеждах». Так и произошло с «Игроком» (хотя, честно говоря, эту оперу у нас мало знают). Черняков сделал очень модерновую постановку — действие оперы перенесено в наши дни, герои одеты в современные костюмы — но при этом он с большим уважением отнесся к драматургии Прокофьева. И это был триумф!

Я надеюсь, что «Онегин» Большого всем понравится. Черняков поставил очень «личный», очень творческий, полный новых идей спектакль. Но психология персонажей, их характеры, взаимоотношения, на мой взгляд, сохранились так, как их мыслил Чайковский.

Я могу сразу обозначить то, что удивит нашу публику. Во-первых, отсутствие сельских сцен с хором крестьян. Во-вторых, отсутствие двух балов — помещичьего и петербургского. Третий момент (который может вызвать наибольшее непонимание) — это отсутствие настоящей дуэли, такой, что происходила бы на «открытом воздухе», на снегу.

С другой стороны, это все легко объяснить. Например, в первой сцене крестьян нет, зато есть гости, сидящие за столом, и кто-то из них начинает петь знакомую им всем крестьянскую песню, и остальные ее подхватывают. Нельзя сказать, что это «криминально», ведь у крестьян нет какой-либо драматической роли в опере, да и у самого Чайковского это скорее фольклорная цитата. Зато «поместить» всю оперу в единое пространство — очень сильный ход. Комната преображается, частично меняется, но, по сути, всегда остается той же. Это вызывает тяжелое чувство, почти клаустрофобию — сразу приходит на ум пьеса Сартра «За закрытыми дверями». И все персонажи находятся внутри, они будто не могут выйти из этой комнаты...

Оба бала, оба праздника в спектакле также «читаются». Они узнаваемы, их функция не меняется, социальный круг в обоих случаях ясно определен — и ведь именно это важно для «Онегина», вовсе не танцы. А сцена дуэли в решении Чернякова по-новому открывает нам персонажей, выявляя различие между ними, их разное видение дуэли. Ведь Онегин не хочет драться, он считает это глупым и вовсе не готов стрелять в Ленского. Отсюда у Чернякова этот случайный выстрел.

Режиссер уважает оригинальную драматургию либретто и музыки, он следует ей, сохраняет динамику развития действия. Очень много внимания уделяет психологии героев, здесь все очень хорошо просчитано. У него столько маленьких находок, незначительных, казалось бы, деталей. А мы смотрим — и внутренне полностью солидарны с его видением. Это потрясающе! Совершенно великолепная сцена письма — с таким накалом эмоций. И абсолютно гениальна сцена дуэли. Ленский готовится к смерти, а Ольга ищет сережку. Это просто душераздирающе. Но такая уж эта Ольга: поверхностная, немного эгоистичная, очень легко и быстро обустраивающая свою жизнь (вспомним, что у Пушкина она вскоре после смерти Ленского выходит за другого). Так что эта сцена идеально характеризует психологию Ольги.

К сожалению, сейчас многие режиссеры, особенно в Германии, основывают свои спектакли на Концепции, которая просто навязывается произведению, искажая авторский замысел. Действие «Онегина» тоже можно перенести на дискотеку, в публичный дом или в концлагерь. Но версия Чернякова, наоборот, как раз абсолютно верна драматургической структуре оперы. К тому же в ней сохранены социальные характеристики и даже место действия — ведь мы явно в России. Так что этот спектакль нельзя не полюбить! Я, конечно, не пророк и могу ошибаться, но мне кажется, что он будет принят на «ура».

— Вам кажется важным национальный аспект этой оперы? Вы сейчас акцентировали внимание на месте действия.

— Все великие произведения искусства имеют общечеловеческий, универсальный смысл, важный для всех эпох и для всех культур. И «Онегин», несомненно, к ним относится. При этом в опере есть очень русские элементы. Прежде всего, это язык с его особенным звучанием. Но Чайковский — очень интернациональный композитор, он много путешествовал, прекрасно знал музыку своих современников.

— Вы видели уже несколько спектаклей Дмитрия Чернякова. Можете выделить характерные черты его режиссерского метода?

— Прежде всего, большая музыкальность. Черняков знает и понимает музыку. Не все режиссеры на это способны, некоторые ее просто не слышат. А Черняков всегда отражает в режиссерском рисунке то, что происходит в музыке, даже на уровне гармоний, оркестровки. Второе — он создает особый театральный ритм, помимо музыкального. У него всегда есть точное понимание того, как должен драматургически развиваться спектакль, поэтому в его постановках нет «проходных» моментов. Они всегда хорошо выстроены. И третье — он всегда добивается достоверного психологического развития персонажей. Достаточно привести в пример первую сцену «Онегина»: еще до того, как хор начинает петь, мы видим столько разных персонажей! Многие режиссеры воспринимают хор как аморфную однородную массу, которая движется, как амеба. А у Чернякова это всегда персонажи, что говорит об адовой работе в репетиционном зале.

— А на предыдущие выступления Большого в Милане ходили?

— Конечно! Балет Большого вообще один из лучших в мире, если вообще не самый лучший. С огромным удовольствием ходил на выступления оркестра и хора Большого. С таким пониманием стиля, такой глубиной исполнения русского репертуара мне редко приходилось сталкиваться. Очень впечатлила интенсивность эмоций и мелодические линии русского пения. Большому театру удалось обновиться, начать делать что-то новое, поэтому сейчас опера Большого приобретает все большее значение в мире. К тому же не надо забывать о русской музыкальной традиции, русском оперном репертуаре. Это ведь очень большой пласт в истории музыки, а Большой и Мариинский всегда были и остаются образцовыми театрами в плане его исполнения.

Интервьюировала Александра Мельникова