О нас

Многоликая музыкальная драма
«Борис Годунов» — грандиозная драма композитора Мусоргского, либретто которой основывается на одноименном произведении Александра Пушкина. Мировая премьера оперы состоялась в Мариинском театре в 1874 г., затем, в 1898-м, она была представлена в оркестровке Римского-Корсакова, и именно к этой редакции чаще всего обращаются постановщики. На гастролях Большого театра была показана оригинальная версия, которая предлагает оркестровку несколько более жесткого характера.

Спектакль рассказывает историю царя Бориса Годунова — боярина, ставшего правителем по причине отсутствия наследника у его предшественника, умершего царя. Бориса мучают сомнения, не подозревает ли кто-нибудь, будто это именно он убил царевича Дмитрия, наследника Федора, с целью занять престол.

Летописец-отшельник Пимен ведет хронику, в которой упоминает этот факт. Его «сосед», монах Григорий Отрепьев, решив воспользоваться этими сведениями в своих интересах, собирается уйти из монастыря и провозгласить себя Дмитрием. В условиях смуты и терзающего страну голода Отрепьеву удается собрать вокруг себя немалые силы. Сюжет концентрируется на противоборстве царя Бориса и воображаемого им царевича Дмитрия и реально угрожающего его власти Самозванца.

Режиссура и декорации основаны на версии 1948 г., и, очевидно, они так закрепились на своих позициях, что любое вмешательство может быть воспринято как богохульство. Спектакль хорошо вписался в интерьер крепости. Весьма впечатляющие костюмы выражают резкий контраст между бедной толпой и высшим сословием. Сдержанность декораций была компенсирована удачным световым решением: свет использовался и как инструмент для создания нужной атмосферы, и как способ разграничения пространства.

Определение жанра как музыкальной драмы хорошо выражает характер произведения. Эта опера с большим количеством сцен весьма многолика. Наряду с масштабными и серьезными массовыми сценами есть в ней и жемчужинки юмора: такова, например, сцена в корчме.

Мусоргский активно использовал хор, и певцы с благодарностью воспользовались возможностью наполнить интерьер крепости прекрасным округлым звуком. Особенное удовольствие доставил женский хор, даже с высоким регистром не было никаких проблем.

Вызывает уважение то, что и для такого большого состава в труппе нашелся прекрасный исполнитель на каждую роль. Прежде всего впечатлило количество хороших теноров. Максим Пастер в роли Василия Шуйского и Всеволод Гривнов в роли Самозванца блестяще, без всякого напряжения справились со своей задачей, не говоря уже об исполнителях партий второго плана.

Михаил Казаков в роли Бориса был интересен сценически, но несколько неровен в вокальном отношении. Первая ария — на ступенях собора — словно никак не хотела «ложиться» на его голос, однако в сцене в Кремле он прозвучал уже значительно увереннее, как и в финальной сцене смерти.

Очень понравилась интерпретация роли Федора. Эту партию пела Елена Новак — почти по-мальчишески, но с большим достоинством, красивым голосом — и весьма убедительно раскрыла характер.

Ночные раздумья монаха Пимена (Александр Науменко) произвели сильное впечатление как с актерской, так и с вокальной точки зрения. И его уверенный бас, и аскетизм сценического поведения создали настоящую атмосферу монастыря.

К певческому вибрато женских голосов, вообще характерному для русской школы, надо сначала привыкнуть, — и тогда может обнаружиться красивый голос, такой, например, как меццо-сопрано Ирины Долженко — польской аристократки Марины Мнишек.

Кажется, русская музыка подчиняется особому коду, раскрыть который под силу только человеку с русскими корнями. Александр Ведерников добился от своего оркестра наполненного звучания, тревожно-пульсирующих ритмов и по-настоящему славянской глубины.
Юкка Линд
«Этеля-Саймаа»

«Борис Годунов» Большого театра — возвращение к истокам
Оперный фестиваль в Савонлинне в этом году заканчивается гастролями московского Большого театра. Слава этого театра дает о себе знать — на премьере «Бориса Годунова» не было ни одного свободного места.

Четырехчасовое монументальное произведение Модеста Мусоргского, исследующее взаимоотношения русского царя и народа, насчитывает множество редакций — семь принадлежат самому композитору, кроме того, есть еще и те, что сделали Римский-Корсаков и Шостакович.

Оперу в «парфюмированной» оркестровке Римского-Корсакова впервые представили в Париже в 1908 г., и с тех пор эта версия почиталась единственно верной. В Савонлинне, однако, «Борис Годунов» возвращен к истокам: за основу спектакля взята редакция самого композитора — 1871 года.

Драма Пушкина, которая лежит в основе либретто, повествует о том, как власть, захваченная обманным путем, влияет на формирование взаимоотношений властителя и его подданных, и как дух захватывающие планы, воплотившись в жизнь, впоследствии пагубно отражаются на собственном душевном равновесии. Темы, затронутые в «Борисе Годунове», не теряют своей актуальности и по сей день.

В одном ряду трагедия и юмор
Русский «характер» принято ассоциировать с такими характеристиками, как медлительность, сочный юмор, лукавство и безудержное потребление алкоголя. Бас Валерий Гильманов в партии опустившегося бродячего монаха на редкость искусно придал комизм звучанию своего голоса в нижнем регистре. Варлаам — образ, весь сотканный из маленьких открытий, шутливых преувеличений, иначе говоря, он создается основательной актерской игрой, «поддержанной» насыщенным, полным разнообразных оттенков голосом. Наблюдая эту проложенную в спектакле реалистичную жизненную «тропку», то и дело хотелось захихикать.

Бас Михаил Казаков интерпретировал образ царя Бориса Годунова как человека, непрестанно размышляющего о смысле человеческого существования и в глубине души ужасающегося совершенным убийством младенца. Исполнение Казакова на протяжении всего вечера неуклонно набирало силу, укреплялось и уплотнялось звучание его голоса. Царь в его трактовке оказался по-человечески более ранимым, чем обыкновенно предстает у других исполнителей. Голос Казакова богат нюансами, и он знает, как чисто технические приемы превратить в дополнительное средство выразительности. Форте было внушительным, пианиссимо — «вкрадчивым».

Тенор Максим Пастер последовательно выстраивал роль коварного Василия Шуйского, с ощутимо нараставшим внутренним напряжением. Его голос, то «пульсирующий», то словно перекатывающийся, как волны, в конце концов, раскрылся во всей своей красе.

Всеволод Гривнов пел Самозванца так, как и подобает исполнителю партии главного «лирического героя», открыто, страстно и вместе с тем утонченно — в сценах с Мариной (блистательное меццо-сопрано, сверкание которого частично убавило вибрато). Из исполнительниц женских партий своим звучным меццо-сопрано выделялась также Татьяна Ерастова.

Особенно хорошо пел хор Большого. Здесь отчетливо видны традиции и навыки работы на сцене. Маэстро Ведерников подчеркивает стихийную выразительность текста Мусоргского и умело сводит все линии воедино. Особенно это ощущалось в финальной сцене и «буйной» сцене в корчме.

Конечно, характерные русские черты — это склонность к раздумьям и многословным рассуждениям, но иногда все-таки следовало бы добавить остроты — более «колким», более выраженным ритмом. Об этом могли бы подумать исполнители полонеза, равно как и бояре, которые практически не демонстрируют никакой реакции на таком важном и при том имеющем к ним самое прямое отношение собрании. Очень хороши все костюмы и иконы — предметы мебели в оформлении сцены практически не используются.
Райнер Палас
«Аамулехти»

В Большом это умеют
Хор гремит, как церковный орган. Оркестр полнозвучен, и каждый певец обладает именно теми качествами, которые требует его партия. Русские это умеют!

«Борис Годунов» Большого — один сплошной праздник. Несомненным поводом для радости может служить хотя бы то, что мы не услышали версию Римского-Корсакова — «облегченную», лишающую это сочинение его стихийной силы. Из семи редакций композитора выбрана версия 1871 г., в несколько сокращенном варианте. Но главное — то, что оркестровка оригинальная, и это особенно ценно, поскольку маэстро Александр Ведерников идеально владеет материалом.

Все «мотивы» произведения — религиозные, народные, психологические — составляют единый «механизм», работающий без единого изьяна. Если хор и оркестр Большого на высоте, то и у солистов достаточно силы. Михаил Казаков, исполнивший главную партию только на премьере, — сильный, а в финале даже шокирующий Борис: бледный и усталый в сцене смерти, он вдруг словно взрывается — такова сила страха, испытываемого его персонажем. Безусловно, Борис начала спектакля, более задумчивый и ровно звучащий, оставляет сильное впечатление, но финал превосходит все.

Среди остальных звезд особенно выделяется Самозванец, лиричный и яркий Всеволод Гривнов, голос которого как будто светился, хотя его сценическое поведение и отличалось некоторой сдержанностью.

Блестящий вокал Ирины Долженко — Марины, объекта мечтаний Самозванца, не нашел адекватной опоры в актерском исполнении роли. Однако спектакль все-таки пришлось адаптировать к сцене крепости Олавинлинна, так что режиссера в этом винить никак нельзя.

Мужская опера
Князь Шуйский — Максим Пастер — интриган, не уступающий героям шекспировских пьес. Плотный голос Пастера прекрасно сочетается с тем образом, что он создает на сцене. Хотелось бы выделить и Пимена в исполнении баса Александра Науменко, а также исполнителя еще меньшей партии — причитающего Юродивого, Виталия Панфилова, оба эти артиста великолепно исполнили свои партии.

«Борис Годунов» — по-настоящему мужская опера. Из женских партий наряду с Мариной можно отметить разве что дочь Бориса Ксению и сына Федора (женская партия). Анна Аглатова, Ксения, была более трогательна, в исполнении же Елены Новак (Федор), особенно в финале, хотелось ощутить больше силы и проникновенности.

Не бывает опер, абсолютно лишенных комизма. В данном случае за эту сторону спектакля отвечали беглые монахи Варлаам — Валерий Гильманов и Мисаил — Александр Захаров. Образ Варлаама вышел очень сочным, однако и «пьянство» Мисаила, выказывавшее себя при всякой удобной возможности, было весьма к месту.

Власть имущих устраивала короткая версия
На Оперном фестивале в Савонлинне услышали оперу «Борис Годунов» в редакции Модеста Мусоргского 1871 г., которая, как и версия Римского-Корсакова, заканчивается смертью Бориса. Такой финал, безусловно, производит сильное впечатление, что лишний раз доказали вспыхнувшие громкие овации, постепенно наполнившие зал.

Мне самому больше по душе редакция 1872 г. — в ней еще больше музыки. Кроме того, именно в этой редакции опера была представлена впервые. Сюжет в ней развивается и после смерти Бориса — далее следует сцена, в которой Самозванец приближается к Москве в сопровождении бушующей толпы, — таким образом, России предсказывается ее кровавое будущее.

В этой редакции ясно выражено, что к власти пришли нечестным путем, и в дальнейшем будет действовать лишь право сильнейшего. При этом акцентируется критическая точка зрения на общество и самодержавие.

Основные линии сюжета во всех версиях одни и те же, однако разные финалы приводят к различиям в толковании. Эпилог только подчеркивает, что в российской истории захвативший власть дорого за это заплатит.

Однако версия, содержащая эпилог, особой популярностью никогда в России не пользовалась, и, кажется, до сих пор ее время не пришло. Раньше цари, а также Сталин, желали, чтобы подданным показывали спектакль, заканчивающийся смертью Бориса. Это, очевидно, подходит и нынешним правителям России.
Микко Нортела
«Савон саномат»

«Борис» Большого — неторопливый эпос
Оригинальная оркестровка Мусоргского красочна и выразительна.
Действие «Бориса Годунова» Модеста Мусоргского развивается по законам эпоса — степенно и неторопливо — в роскошном, по-настоящему русском спектакле московского Большого театра, показанном на сцене крепости Олавинлинна. Дирижер Александр Ведерников не спешит.

Продуманная медлительность темпа подчеркивает трагизм этого исторического сюжета, так же как и типичная для той эпохи роскошь костюмов. Однако происходящее на сцене не есть исключительно достояние исторического прошлого, ведь гениальный психологический реализм Мусоргского сближает его с современной публикой.

Ведерников «придерживает» драматические обострения до наступления кульминационных моментов — монологов терзаемого чувством вины Бориса. Эти сцены представляют собой мучительные экспрессивные излияния, в которых Борис практически доводит себя до безумия. Вызывает удивление вполне современная, «фрейдистская» патологичность этих сцен.

Бас Михаил Казаков очень молод для роли Бориса. Но, с другой стороны, он обладает значительной энергией, что наряду с металлически звучащим голосом позволяет ему создавать очень впечатляющий образ. В его трактовке ощутима истинно русская двойственность Бориса: сочетание милосердия и жестокости, мудрости и безумия.

Внешне Борис Казакова кажется спокойным, однако очевидно, что внутри у него все кипит. Сдержанная, но нежная любовь к своим детям вносит дополнительный штрих в терзающие Бориса муки совести, вызванные убийством царевича. В сцене смерти царя Казаков стремится сохранить свое аристократическое достоинство и падает на редкость правдоподобно, как будто внезапно подкосились ноги у великана. Одержимый навязчивыми идеями Борис нуждается в успокоении и религиозном утешении. Несмотря на то, что Мусоргский остается атеистом, ему удается выразить музыкальными средствами святость веры.

Ведерников очень бережно обращается с православными гимнами. Столь красивое пианиссимо в исполнении хора — большая редкость. Эти «благоговейные» настроения создают мистический духовный контраст мирским страданиям, суете и жестокости.

Когда слушаешь эту оперу в оригинальной оркестровке в исполнении оркестра под управлением Ведерникова, остается только удивляться, зачем она вообще исполнялась в оркестровке других композиторов. Почерк Мусоргского кажется упрощенным и суровым, однако не грубым или неуклюжим.

Простота — составляющая стилизованного русского примитивизма, бывшего в свое время новым направлением, уходящим корнями в народную музыку и православные гимны. Оркестровка вовсе не выглядит серой, она богата и красочна. В простоте есть значительная лиричная и хрупкая красота. Никуда не делась и русская сила. Мусоргский мастерски выстроил рисующие ее кульминации, а также прославляющие мирской и церковный союз, наполненные звоном колоколов, оглушительные музыкальные «церемонии».

Мусоргский — один из признанных в истории музыки «юмористов», его склонность к веселой шутке и игре отчетливо проявляется и в «Борисе». Солисты искусно веселят слушателя сочным славянским юмором в сцене корчмы. Песня бродячего монаха Варлаама, роль которого исполнил Валерий Гильманов, разухабиста настолько, насколько вообще можно этого ожидать от стихийной русской хмельной гульбы.

Спокойный темп дает возможность солистам с их блестящими и красочными голосами продемонстрировать и кантилену, и насыщенность звучания. К их преимуществам можно отнести и настоящий, полный оттенков, выразительный русский язык, на основе которого развивается музыкальная ткань оперы Мусоргского.

Интригующе «вспыхивает» тенор коварного князя Шуйского — Максима Пастера. Александр Науменко убедительно и достоверно призывает публику выслушать рассказы старого монаха. Партия стремящегося к власти, страстного Лжедмитрия хорошо подходит молодому тенору Всеволоду Гривнову. Голос его то звучит мягко, по-мальчишески хрупко, то фанатически заостряется. Надменная Марина в исполнении меццо-сопрано Ирины Долженко расчетливо и холодна, и горяча.

Юродивый тенора Виталия Панфилова вовсе не столь безумен, как обычно. Он скорее прикидывается безумным, высказывая свои обвинения Борису. В рамках своей роли он противостоит и правителю, и толпе.

Меццо-сопрано Татьяна Ерастова была обворожительна — весела и игрива — в роли хозяйки корчмы. Величественный баритон Юрия Лаптева наполнял собой всю крепость. Домочадцы Бориса в интерпретации Анны Аглатовой, Елены Новак и Александры Дурсеневой были словно родом из русской сказки и вместе с тем демонстрировали выходящие за любые временные рамки человечность и трогательность.

Очень велика шкала нюансов, доступных хору. Сила воздействия хорового пения русских артистов достигает максимального уровня, и возгласы «Хлеба! Хлеба!» — наверное, самые жесткие и звучные в этом спектакле.
Ханну-Илари Лампила
«Хелсингин саномат»

«Борис» Большого — праздник оркестра
Гастроли русской оперы на Оперном фестивале в Савонлинне оправдали ожидания.
Начиная свои выступления на Оперном фестивале в Савонлинне, москвовский Большой театр отдал дань традициям и оправдал ожидания. «Борис Годунов» Мусоргского предстал красочным, истинно русским спектаклем, в котором соединились исследования психологии личности и политика, муки совести царя и бесконечная жажда власти.

Большой смог предложить для каждой партии исполнителя с «сочным» голосом и с «характером». Звучание хора завораживало, причем, артисты продемонстрировали прекрасное умение петь тихо и трогательно. Вздохи толпы и доносящиеся из-за стен крепости молитвы создали особую мистическую атмосферу.

Но главным героем представления был все же оркестр. Никогда ранее не доводилось слышать столь яркое и богатое нюансами исполнение «Бориса Годунова», как в этот вечер в крепости с ее великолепной акустикой.

Честь Мусоргскому!
Мусоргский постоянно перерабатывал свое сочинение — из-под его пера вышло целых семь редакций этой оперы. Вдобавок к тому, Римский-Корсаков и Шостакович сделали собственные — приукрашенные, насыщенные — ее оркестровки, которые используются значительно чаще собственных версий Мусоргского. О причинах можно только догадываться.

В качестве основы Большим использовалась самая последняя версия Мусоргского, датированная 1872 г. (рецензент ошибается: Большой театр обратился к версии 1871 г. — ред.). Никаких «недостатков» в ней не наблюдалось, оркестр послужил надежной опорой «стихийному» реализму драмы и близкой к речитативу песенной текстуре. Иногда он звучал мрачно и даже грубовато, однако все равно красивее и полнее, чем в первоначальной версии, представленной несколько лет назад в Хельсинки петербургским Мариинским театром.

Главный дирижер Большого театра Александр Ведерников «прочитал» эту партитуру с любовью, наслаждаясь всеми ее нюансами. Музыкальная составляющая спектакля была очень хороша в целом, и, в частности, большое впечатление произвели максимально отточенные соло духовых.

Мусоргский предстает музыкальным «хирургом», который, например, обращает вниманиена то, как пульсируют вены на голове Бориса и как в нее словно «просачиваются» кошмары. Прямолинейность народной музыки оборачивается потрясающей звуковой фантазией. Польская сцена звучит как в нереальном сне. И заканчивается редакция смертью Бориса, а не финальными жалобами хора.

К небольшим минусам можно отнести драматургическую рыхлость — в особенности, в первой половине спектакля — и местами — словно застывающее развитие действия. На восприятие также иногда влияла и некоторая неуклюжесть перемен декораций и сценического движения.

Образец искусного рукоделия
Постановка была адаптирована специально к сцене в крепости Олавинлинна: костюмы и декорации «пришли» из спектакля, поставленного в 1948 г., но режиссура, за которую отвечал Игорь Ушаков, несколько видоизменилась.

Темные, украшенные драгоценными камнями традиционные русские костюмы являют собой блестящие образцы искусного рукоделия — немногие современные оперные компании могут себе это позволить. На них было приятно смотреть.

Красочные, шуршащие шелка костюмов польских аристократов — полная им противоположность, они представляют совсем другую культуру. Для исполнения нескольких комбинаций элегантных жестов в сцене бала в Савонлинну специально привезли целую группу танцовщиков.

Режиссура, может быть, и обновлена, однако все же производит впечатление очень традиционной. Хозяйка корчмы вот-вот ударится в пляс. Пьяные монахи опять пьют и гуляют. А Дума выстраивается чинными, церемониальными рядами. Толпа облачена в лохмотья. Юродивый возвещает истину. Правда, современны световые эффекты — иконы и другие изображения эффектно отражаются на стене.

Могущественный Борис
Партия Бориса была выразительно исполнена Михаилом Казаковым, однако его бас недостаточно глубок и скорее напоминает баритон, что несколько уменьшает впечатление от образа. Казаков мог бы выглядеть более убедительным в сцене видений. Сцена царя и его сына Федора, однако, была сыграна очень трогательно.

Максим Пастер в партии Шуйского выглядел очень коварным. В Пимене Александра Науменко присутствовала мессианская жажда открыть и сохранить историческую правду. Молодой тенор Всеволод Гривнов передал обуревавшую Самозванца невероятную жажду власти. Марина в исполнении Ирины Долженко была подчеркнуто надменной и целеустремленной — ни о какой любви к Дмитрию тут не было и речи, ею руководил исключительно холодный расчет. Задорная хозяйка корчмы в исполнении Татьяны Ерастовой представляла собой настоящее воплощение русской матроны.
Харри Куусисаари
«Этеля-Суомен саномат»