О нас

«Параллель», обратить внимание на которую слушателям предлагается в этот раз, – Бетховен и Гайдн. Как же произошло знакомство всеми уважаемого мэтра и молодого музыканта, который еще не успел заявить о себе широкой публике? Гайдн дважды был проездом в родном городе Бетховена – Бонне: направляясь в Англию в конце декабря 1790 г. и возвращаясь оттуда в июле 1792-го. Вероятнее всего, именно во второй приезд Гайдна в Бонн между ним и молодым Бетховеном состоялся серьезный разговор о профессиональном будущем последнего.

Между тем, в 1792 г. ситуация вокруг Бонна становилась все более напряженной. Французские войска были уже совсем близко, и перед Бетховеном стоял тяжелый выбор: остаться в Бонне, который вот-вот мог быть захвачен, или направиться в Вену. Особенно мучительным этот выбор был потому, что на его попечении оставались тяжелобольной отец и братья-подростки. И все же было принято решение отправиться в Вену, где уже были запланированы уроки с Гайдном. Возможно, эту идею горячо поддержал или даже инициировал покровитель Бетховена граф Вальдштейн, который, по рассказу друга юности композитора Франца Вегелера, был первым, кто осознал весь масштаб его гениальности. Такое послание граф оставил покидающему Бонн Бетховену:
«Дорогой Бетховен! Вы отправляетесь в Вену, осуществляя Ваши давние желания. Гений Моцарта скорбит и оплакивает смерть своего питомца; у неистощимого Гайдна он нашел себе прибежище, но не самоосуществление, и через него он ищет, в ком бы еще воплотиться. Трудясь с непрестанным усилием, Вы получите дух Моцарта из рук Гайдна. Бонн, 29 октября 1792. Ваш истинный друг Вальдштейн». О Моцарте тут шла речь потому, что именно у него мечтал учиться Бетховен. Между ними даже была договоренность, но из-за безвременной смерти Моцарта этим планам было не суждено осуществиться. Гайдна многие тогда воспринимали лишь как почтенного старца, который уже не в состоянии создать ничего нового сам, а потому годится лишь в наставники (а Гайдн, не обратив внимания на пересуды, взял и доказал обратное!). Но, увы, так считал тогда и Бетховен – и это предубеждение не лучшим образом повлияло на и без того непростые взаимоотношения учителя и ученика.

Слишком примитивно было бы назвать эти взаимоотношения однозначно враждебными и натянутыми. Гайдн несомненно выделял Бетховена из всех своих воспитанников, среди которых были уже весьма уважаемые и признанные музыканты. Очевидно, что именно Бетховена он признал своим «преемником», ведь только тот обладал даром, сопоставимым с ним по мощи и силе. Гайдн по-отечески опекал юношу, неоднократно помогал ему деньгами, не позволял влезать в долги, а кроме того ввел его в круг венских меценатов (а такими полезными знакомствами, между прочим, далеко не каждый бы рискнул делиться). Но при этом между ними случались и серьезные размолвки. Несомненно, поздний расцвет творчества Гайдна, который был, скорее всего, огромной неожиданностью и для него самого, воспринимался Бетховеном неоднозначно. Он и всеми силами стремился превзойти учителя, понимая в то же время, что это будет непросто, и позволял себе делать громкие заявления насчет своего обучения у Гайдна, у которого он будто бы так ничему и не научился. Но, конечно, это не так: Бетховен как симфонист обязан Гайдну очень многим, и гораздо большим, чем своему кумиру Моцарту.

Наш концерт откроет симфония №101 Гайдна (подзаголовок – «Часы»), один из шедевров мастера лондонского периода. Шестидесятилетний Гайдн, оставив службу при дворе князей Эстерхази, с которой была связана вся его жизнь, по приглашению английского скрипача и антрепренера Джона Саломона отправился в Англию. Согласно условиям весьма выгодного контракта композитор должен был написать шесть симфоний для великолепно оснащенного и необычно большого для того времени оркестра. Одних только скрипок было от двенадцати до шестнадцати, то есть почти столько же, сколько вообще всех музыкантов в капелле князя Эстерхази.

Первая поездка в Англию продлилась полтора года (1791-92 гг.) и принесла Гайдну заслуженную славу, восхищение публики, множество новых знакомств и внушительный доход. Осенью 1793 г. композитор с радостью откликнулся на повторное приглашение Саломона. Уровень знания английского языка уже позволял ему самостоятельно объясняться, и круг его общения еще больше расширился. Концерты, в которых исполнялись его произведения, имели грандиозный резонанс. Среди множества сочинений, созданных в этот счастливый период, – и его изумительные симфонии. Сто первая получила свое название благодаря эффекту тиканья часов во второй части. Над страстью Гайдна к по-детски наивной «звукописи» Бетховен любил потешаться в присутствии своих учеников, Черни и Риса, однако он и сам иногда позволял себе такие милые «фокусы». Цикл открывается медленным монументальным вступлением, c которым контрастирует беззаботное и блестящее сонатное Allegro. Медленная часть в мастерски написанной форме вариаций пронизана неумолкающим, порой комически назойливым тиканьем часов, к которому в репризе присоединяется смешная и очень симпатичная флейточка-кукушка, услышав невозмутимое «кукование» которой, просто невозможно сдержать улыбку. Менуэт близок менуэту из Прощальной симфонии своим «грубоватым», безыскусным характером. Финал выражает настроение всеобщего веселья и ликования. В нем мелькают отголоски то энергичных пассажей первой части, то тиканья часиков Andante, то неуклюжих прыжков менуэта. В роскошной коде оркестр предстает во всем своем великолепии и блеске. Замечательный портрет Гайдна – не только величайшего мастера, художника и мыслителя, но и человека, которого старость сделала только еще прекраснее.

Программу продолжит музыка Бетховена, а именно: отрывки из двух так называемых «императорских кантат». Не исключено, что именно тогда, когда заботливый Вальдштейн показал Гайдну эту музыку, композитор заинтересовался дарованием молодого Бетховена и принял судьбоносное решение взять его в ученики. Первая из них – «На смерть императора Иосифа II» – отличается яркостью и цельностью. Открывается она торжественно-траурным хором «Мертв! Мертв!», который сразу производит самое сильное впечатление. Эта музыка повторяется и в конце произведения, образуя тематическую «арку». А в нашем концерте прозвучит возвышенная, вызывающая ассоциации с духовной музыкой, ария сопрано со словами «Здесь великий страдалец обретет свой тихий покой».

Настоящая жемчужина второй кантаты диптиха, «На восшествие на престол императора Леопольда II», – замечательная ария сопрано «Лейтесь, радостные слезы». Эта музыка даже несколько непривычно «красивая» для Бетховена, свободная и естественная, наполненная исключительной, почти моцартовской виртуозностью и в партии солистки, и в партиях отдельных оркестровых инструментов.

А под занавес нашего концерта прозвучит одно из «важнейших» сочинений Бетховена – Первая симфония. Тщательно выбирая программу для своего дебютного авторского вечера, композитор включил в нее именно эту симфонию. Тем самым как бы подчеркнув, что уже является зрелым мастером, достойным преемником Моцарта и Гайдна, полностью владеющим жанром симфонии. Даже тональность он выбирает самую что ни на есть «классическую»: до мажор. Однако уже с первых тактов симфонии становится понятно, что при внешней безупречности ее форм до академизма ей очень и очень далеко!

Так, любое классическое произведение непременно начинается с однозначного показа основной тональности. А Первая симфония начинается сразу… с ухода в совершенно другую тональность: фа мажор! Кроме того, и оркестровка вступления, можно сказать, – своего рода «провокация»: по традиции венских классиков, симфония начиналась либо звучанием струнных, либо оркестровым tutti. Бетховен оставляет струнным лишь pizzicato, а протяженные аккорды поручает духовым, которые в контексте симфонической музыки использовались достаточно «сдержанно», в первую очередь занимая нишу музыки для увеселений и военных парадов (так называемой Harmoniemusik). В целом в этой симфонии Бетховен стремится максимально воспользоваться всеми тембровыми возможностями оркестра: противопоставляет друг другу группы струнных и духовых, поручает деревянным духовым красивые мелодические переклички.

Вторая часть симфония подобна степенному менуэту, под который, однако, совершенно невозможно танцевать: его тема абсолютно «неквадратна». В этой степенности есть и элемент шутливости: это пока не излюбленное бетховенское скерцо, но корни его уже обозначились. Настоящее скерцо – это третья часть симфонии. Несмотря на то, что она-то и названа им менуэтом. Бетховен явно не боялся гнева знатоков! Средняя часть – трио – поначалу «стремится» выглядеть благообразно, открывается звучанием преувеличенно «благочестивого» хорала, однако вскоре соединяется с заразительно веселым лендлером. Яркий и озорной финал полон шуток и неожиданностей. Здесь Бетховен сознательно отказывается от какой-либо претензии на интеллектуализм, создавая просто искрящуюся радостью и солнцем музыку, как бы посвящая всю симфонию великому и уходящему явлению – классическому симфонизму XVIII века. Впереди – новая эра, и имя ей – Бетховен!

В концерте выступит Камерный оркестр Большого театра под управлением Михаила Цинмана, солистки – Анастасия Сорокина и Анастасия Лерман (сопрано). Фрагменты писем Людвига ван Бетховена читает Евгений Редько. Ведущая концерта – Ирина Башкирева.

Наталия Абрютина