О нас

«АБЫРВАЛГ. Повседневные реалии фантастической повести» — так назвал свою очередную выставку московский Музей М. А.Булгакова на Большой Садовой, дом 10, квартира 50.

Абырвалг — это, как известно, Главрыба наоборот, именно так произносил это немыслимое наименование постепенно превращавшийся в Клима Чугункина пес Шарик в булгаковской повести «Собачье сердце».
То, что музей Большого театра принимает участие в этой выставке, в общем-то, закономерно. Большой театр, музыка, опера были частью повседневной жизни Михаила Афанасьевича Булгакова, одно время даже служившего в Большом в качестве либреттиста-консультанта. Одной из любимейших опер Булгакова была «Аида» Верди. «Образ» которой лейтмотивом проходит через фантастическую повесть «Собачье сердце»: в повседневные реалии жизни профессора Преображенского, человека непростого, но интеллигентного, входило посещение Большого театра и обыкновение напевать во время работы, в том числе мелодии из «Аиды». И прежде всего знаменитый хор египтян из I действия — «К берегам священным Нила...»

Диалог профессора Преображенского и доктора Борменталя:
— Я сегодня вечером не нужен вам, Филипп Филиппович? — осведомился он.
— Нет, благодарю вас, голубчик. Ничего делать сегодня не будем. Во-первых, кролик издох, а во-вторых, сегодня в Большом — «Аида». А я давно не слышал. Люблю... Помните? Дуэт... тари-ра-рим.

Из повседневной, но фантастической жизни профессора Преображенского глазами Шарика:
Вечерами пречистенская звезда скрывалась за тяжкими шторами и, если в Большом театре не было «Аиды» и не было заседания Всероссийского хирургического общества, божество помещалось в кабинете в глубоком кресле.
Огней под потолком не было. Горела только одна зелёная лампа на столе.
Шарик лежал на ковре в тени и, не отрываясь, глядел на ужасные дела. В отвратительной едкой и мутной жиже в стеклянных сосудах лежали человеческие мозги. Руки божества, обнажённые по локоть, были в рыжих резиновых перчатках, и скользкие тупые пальцы копошились в извилинах.
Временами божество вооружалось маленьким сверкающим ножиком и тихонько резало жёлтые упругие мозги.
— «К берегам священным Нила», — тихонько напевало божество, закусывая губы и вспоминая золотую внутренность Большого театра.

Подготовка к операции — глазами Шарика:
Белый шар под потолком сиял до того, что резало глаза. В белом сиянии стоял жрец и сквозь зубы напевал про священные берега Нила. Только по смутному запаху можно было узнать, что это Филипп Филиппович. Подстриженная его седина скрывалась под белым колпаком, напоминающим патриарший куколь; божество было всё в белом, а поверх белого, как епитрахиль, был надет резиновый узкий фартук. Руки — в чёрных перчатках.

Последние строки эпилога:
Седой же волшебник сидел и напевал: «К берегам священным Нила...»
Пёс видел страшные дела. Руки в скользких перчатках важный человек погружал в сосуд, доставал мозги, — упорный человек, настойчивый, всё чего-то добивался, резал, рассматривал, щурился и пел: «К берегам священным Нила...»

Повесть написана Булгаковым в 1925 г. Спектакль, который «набегами» посещал в Большом Филипп Филиппович, был поставлен в 1922 г. режиссером Владимиром Лосским. Это была пятая постановка «Аиды» в Большом театре и первая, для которой не доставали декорации из подбора (художник-постановщик Георгий Кольбе). Премьера состоялась 6 октября 1922 г. Музыкальным руководителем постановки был замечательный дирижер чешского происхождения Вячеслав (Вацлав) Сук, главный дирижер Большого театра с 1906-го и вплоть до самой своей смерти, последовавшей в 1933 г.

Музей Большого театра «предположил», что г-н Преображенский пригласил г-на Борменталя на представление «Аиды», состоявшееся 8 января 1925 г. Программка именно к этому спектаклю представлена на выставке в булгаковском музее. Другими экспонатами, выставленными музеем Большого, стали фотокопии эскизов декораций и костюмов к этой постановке.