О нас

Алексей Ермолаев принадлежал к той плеяде блестящих артистов балета петербургско-ленинградской школы, что в первой половине прошлого столетия были ангажированы в труппу столичного Большого театра. Впрочем, что касается Ермолаева, он был сам себе школа. Балетмейстерская жилка, ненасытная потребность в самосовершенствовании, жажда творчества и упрямство заставляли его вновь и вновь пересматривать свой взгляд на уже станцованные партии. Текст их становился все более головоломным, техника артиста — все невероятнее. Это был настоящий прорыв в сфере мужского танца. Прорыв, совершенный порывом, страстью к исполняемой роли и страстью, вносимой в каждую роль. «Трюки» на грани цирковой фантастики работали на образ. Темперамент не исчерпывал себя, заставив тело завязаться узлом в воздухе, но, казалось, только подпитывался подобными проявлениями. Этот высокотехничный танцовщик был великолепным артистом, что доказал еще раз, когда перешел на «игровые» партии. Свою последнюю Сталинскую/Государственную премию он получил именно за подобную роль.

Закончив танцевать, Алексей Ермолаев нашел свое второе призвание в педагогике. В числе его учеников были выдающиеся танцовщики — Владимир Васильев, Марис Лиепа, Михаил Лавровский, Юрий Владимиров, Борис Акимов, Николай Симачёв, Александр Годунов... Он не только репетировал с ними, но и, как в свое время работая над собой, усложнял технику партий, придумывал новые комбинации движений, сочинял новые фрагменты. Так, сам будучи блистательным Базилем, он помог Владимиру Васильеву найти собственные актерские и технические краски в этой партии. Причем, за результат переживал так, словно речь шла о его собственном дебюте. Первое выступление посмотреть не смог. Пока на сцене Большого рождался великий Базиль Владимира Васильева, его педагог, не находя себе места, бродил по московским улицам. Александр Годунов в конце жизни, по свидетельствам его друзей, очень часто вспоминал Алексея Ермолаева. И, в конце концов, любимые женщины Годунова приняли решение символически похоронить его (положить горсть земли, освященную в церкви) в могилу любимого учителя.