О нас

Звездный дуэт Светлана Захарова — Роберто Болле уже сложился, но в Большом театре ему предстоит заявить о себе впервые. Накануне дебюта всемирно известного итальянского танцовщика в спектакле Большого мы попросили его рассказать о себе, о «Жизели», о том, как складывался этот дуэт.

— Расскажите, пожалуйста, как вы пришли в балет. Это было решение ваше или ваших родителей?
— Я не из артистической семьи, и в балет направить меня было некому. Но я всегда хотел танцевать, и когда мне было шесть лет, сам попросил родителей записать меня в балетную школу. Что они и сделали. Я очень благодарен своим родным. Они всегда помогали мне и заботились о моем будущем, ведь это была их инициатива — в конце концов отправить меня учиться в Школу Ла Скала. Ребенок одиннадцати лет должен был остаться один в большом и таком далеком от родного дома городе. Это было нелегкое решение, но мои родители взяли на себя смелость принять его.

— Правда ли, что первым ваш талант заметил Рудольф Нуреев? Как произошла ваша встреча?
— Мне было пятнадцать лет, и я все еще продолжал учиться в Милане. Нуреев приехал в Ла Скала, чтобы возобновить свою редакцию «Щелкунчика». Учащиеся школы тоже участвовали в этом спектакле, однако наша встреча была довольно случайной: однажды после репетиций «Щелкунчика» я остался в балетном классе, чтобы немножко порепетировать самому. Он вошел, увидел меня и попросил показать, что я умею. Я жутко разволновался, потому что Нуреев для нас был просто идолом. Я начал с упражнений у станка, а он меня поправлял и что-то подсказывал. Когда я повторил все упражнения еще раз, с учетом его замечаний, ему очень понравилось. Потом мы еще несколько раз виделись на репетициях, и он внимательно за мной наблюдал и опять помогал и подсказывал. А потом мне сообщили, что я выбран на роль Тадзио в балете «Смерть в Венеции», который должны были ставить через несколько месяцев — только не в Венеции, а в другом знаменитом городе — Вероне.
К сожалению, исполнить эту роль мне не удалось: я был слишком молод, учился и просто не мог уехать из школы. Но сам факт, что Рудольф Нуреев меня заметил и выбрал на эту роль, был для меня очень значим. Многие танцовщики, которые с ним работали, говорили, что у него был очень тяжелый характер: он мог быть суровым и даже иногда грубым, жестоким. Возможно, но я лично этого не ощутил. Хотя, человек он, конечно, был очень сложный — артист во всех смыслах этого слова. Именно это и поражало в нем больше всего. Именно артистическое обаяние его выделяло, отличало от всех остальных, ведь он не обладал особенной красотой или невиданной техникой. Но публику пленяла фантастическая энергетика его личности.

— Вы танцевали классические балеты в редакциях Нуреева. В чем, на ваш взгляд, их особенность?
— Первым его балетом, который я танцевал, была «Спящая красавица», а потом пошли «Дон Кихот», «Лебединое озеро», «Золушка», «Щелкунчик»... То есть весь основной классический репертуар я перетанцевал сначала в редакциях Нуреева, что в свое время мне очень помогло и даже в чем-то закалило. Балеты в его редакциях гораздо более сложны как технически, так и актерски, в них очень много мужских вариаций. Возможно, это некий западный вариант русского балета, ведь Нуреев перебрался на Запад очень молодым человеком и продолжал учиться, впитывать там новые идеи и влияния. Для меня это была очень важная ступенька, его балеты настолько укрепляют технику танцовщика, что после них можно без проблем танцевать любой другой репертуар.

— Кого вы можете назвать среди своих учителей?
— У меня было много преподавателей. Первые пять лет в школе я занимался у итальянской преподавательницы, а потом — исключительно у представителей русской школы: Олега Соколова, Этелы Прохоровой, Тийта Хярма, нынешнего художественного руководителя балетной труппы эстонского театра. Естественно, это очень сильно на меня повлияло и сформировало мой стиль танца.
Италия и Россия всегда учились друг у друга. Какое-то время практиковались стажировки по обмену, и некоторые учащиеся Школы балета Ла Скала приезжали в Москву и наоборот. Сотрудничество такого рода, по-моему, очень полезно. К тому же, это дает потрясающую возможность пожить в другой стране, в других условиях, познать другую реальность, что очень важно для молодых артистов.
Повлияли на меня и другие люди, с которыми я работал, не только педагоги. Так уж сложилась моя судьба, что в 21 год я стал премьером балетной труппы Ла Скала, а в 23 получил статус приглашенного артиста этой труппы и стал выступать как в Ла Скала, так и в других ведущих театрах мира. Поэтому я очень многих людей могу назвать своими учителями. Я часто танцевал в Королевском балете Ковент Гарден, и у меня была возможность поработать с Энтони Дауэллом над партиями в балетах МакМиллана «Манон» и «Ромео и Джульетта», то есть над партиями, которые создавались специально для него. Я сталкивался с разными стилями, учился у разных репетиторов. И в каждом случае пытался научиться чему-то новому.

— Вы танцевали одни и те же балеты в различных редакциях. Ваша интерпретация меняется в зависимости от редакции, или вы приходите в балет с уже сложившимся представлением о своем персонаже?
— Каждый раз, когда я берусь за роль, даже если уже исполнял ее неоднократно, моя интерпретация меняется. Вот сейчас я работаю над балетом «Жизель», который не танцевал уже полтора или два года. За это время я изменился и как человек, и как артист. Мне кажется, довольно сильно повзрослел, соответственно, и мой герой в этом балете будет выглядеть иначе.
Когда ты молод, тебе может казаться, что ты нашел верную интерпретацию, но у тебя еще нет опыта, нет осознания и понимания многих вещей. Возможно, ты играешь, но не чувствуешь по-настоящему. Ведь очень важно, как артист и в жизни переживает боль, страсть, любовь, ревность — все то, что заложено в партии. Очень трудно по-настоящему владеть, управлять эмоциями, дарить их публике.

— Что для вас является самым важным в отношениях с партнершей?
— О, от нее так много зависит! Любой балет — это обмен эмоциями, поэтому отношения, которые устанавливаются с партнершей, очень важны: здесь должно быть понимание, взаимоуважение, желание работать, создавать что-то вместе, готовность помочь друг другу. Для меня очень важно иметь одинаковый настрой, градус эмоций. Когда есть взаимная открытость, искренность души, спектакль приобретает особенную магию.

— Вам больше нравится работать с балеринами сходного или, может быть, контрастного с вашим темперамента?
— Интересно и то, и другое. Например, Дарси Бассел и Светлана Захарова — балерины, на мой взгляд, одного типа — близки мне по своему способу существования на сцене. С ними легко и удобно работать. Алессандра Ферри — балерина совершено другого склада, более эмоциональная, настоящая драматическая актриса. Мы с ней совсем не похожи, и мне надо сделать усилие над собой, чтобы приспособиться к ее стилю. Но работать с такими балеринами мне тоже нравится, это каждый раз вызов самому себе.

— Вы танцевали с Карлой Фраччи, Сильви Гиллем...
— Мне очень повезло, я действительно танцевал со многими великими балеринами, причем, когда был еще совсем молод. Танцуя с партнершами более высокого уровня, ты получаешь возможность ускорить свое развитие в профессии. Первый раз я танцевал «Лебединое озеро» с Алтынай Асылмуратовой в Лондоне. Это был мой дебют, и это значило очень много для меня. Потом я дебютировал в «Баядерке» с Сильви Гиллем. А потом танцевал и с Изабель Герен, и Алессандрой Ферри, ну и с Карлой Фраччи тоже.

— Вы также танцевали со многими русскими балеринами.
— У русских балерин своя школа, они выросли на определенных традициях, и это очень важно. Мне очень нравится танцевать с ними классические балеты именно в русских редакциях (а не в редакциях Нуреева, например) — это позволяет понять, что есть чистый стиль, который здесь родился, развивался и сохраняется до сих пор, что есть настоящие традиции классического балета.
Я очень рад танцевать со Светланой Захаровой. Она уникальная балерина. И я очень благодарен за то, что она захотела танцевать со мной на этой сцене, что меня пригласили в Большой — театр с такой великой историей. Для меня это большая честь.

— Как начиналось ваше сотрудничество со Светланой Захаровой?
— Светлану пригласили в Ла Скала исполнить партию Одетты-Одиллии. Так что наша первая встреча состоялась на балете балетов — «Лебедином озере». Она увековечена — мы записали видео. И потом мы с ней довольно много танцевали в Италии: и «Баядерку», и ту же «Жизель». Будем танцевать и в следующем сезоне.

— Вы пытаетесь адаптироваться к стилю того театра, в котором танцуете?
— У меня нет чистого стиля. Мой стиль — это результат того сценического опыта, который я приобрел, гастролируя по всему миру. Но для меня всегда интересно открывать для себя первоисточник. Например, в данном случае я работаю над редакцией балета «Жизель», наиболее близкой к оригиналу. Это не заново переделанная «Жизель», но редакция, которая более других сохраняет стиль и дух истинной «Жизели». Естественно, что мой стиль танца и стиль Светланы не может быть идентичным тому, каким он был полтора века назад, — все изменилось, иначе и быть не могло. Но дух, понимание этого балета остались здесь наиболее близкими к оригиналу.
Я рад, что меня пригласили исполнить именно «Жизель». Мне очень нравится этот балет, особенно второй акт. Он уникален по своей эмоциональной наполненности, своему эмоциональному воздействию. Это настоящая внутренняя драма Альберта, который осознает, что произошло и что могло бы произойти, не случись этой трагедии, что единственным человеком, который его любил, была Жизель, с которой он поступил так жестоко. Осознает разницу между своим миром, поверхностным и лицемерным, и другим, истинным, с подлинными чувствами. Мой Альберт приходит на могилу Жизели с этой чистой и истинной болью. Второй акт для меня — это нечто потрясающее, вершина классического балета. Альберт — это не пустой балетный принц. Его внутренний мир наполнен реальными эмоциями, и танцевать его намного интересней, чем, например, принцев из «Спящей красавицы», «Лебединого озера» или «Щелкунчика».
С возрастом, с приходом опыта начинаешь любить более сложные роли, требующие не только внешних данных и прекрасной техники. Самым важным становится передать залу определенный эмоциональный посыл. Теперь я предпочитаю такие балеты, как «Манон», «Онегин», «Дама с камелиями», — балеты, созданные по великим романам.

— Как вам работается в Большом театре?
— Мне очень помогают Владимир Никонов и Людмила Семеняка, с которыми я репетирую. У них особое знание этого материала. Они выросли на этом балете, много танцевали его, знакомы с традициями его исполнения. Ведь «Жизель» — это часть истории Большого театра.

— Это ваше первое выступление в спектакле Большого театра, однако не первое выступление на его сцене...
— Да, первый раз я танцевал на сцене Большого театра в гала-концерте в честь 75-летия Майи Плисецкой. Мы с ней встретились в Палермо, я там танцевал «Облака» Иржи Килиана. Ей понравилось, и она пригласила меня участвовать в своем гала. Для меня это была большая честь, потому что Плисецкая — уникальная балерина, сильная и харизматичная личность, да просто — легенда. А потом я приезжал сюда еще раз — с театром Ла Скала.

— Вы почти не исполняете современную хореографию. Она вам не интересна?
— Напротив, очень интересна. Но поскольку я пребываю в положении приглашенного солиста, мне приходится исполнять преимущественно классику. Вряд ли бы, например, меня пригласили в Большой станцевать что-нибудь из современной хореографии... Классический репертуар более сложен технически, и не так уж много танцовщиков могут его исполнять на должном уровне. Тем более что здесь требуется артист определенного роста, склада, изящества, то есть такой «danseur noble» с определенным набором данных. Таких действительно мало как в Италии, так и во всем мире.
Но я бы хотел больше танцевать современную хореографию, я обожаю Иржи Килиана — и уже работал с ним. Скоро буду танцевать «Кармен» и «Арлезианку» Ролана Пети в Ла Скала (и уже танцевал в его балете «Юноша и Смерть»). Я работал с Ноймайером, когда готовился к выступлению в «Даме с камелиями» — по-моему, это потрясающий балет, один из моих самых любимых, просто шедевр. Я работал с Форсайтом, правда, немного... Хотелось бы поработать с Уэйном Макгрегором, хореографом Королевского балета Ковент Гарден. И станцевать «Жизель» Матса Эка — это очень современный балет, сделанный просто гениально. Мне бы хотелось танцевать современную хореографию, но, к сожалению, не всегда есть возможность, потому что все эти великие хореографы — Килиан, Форсайт, Матс Эк, Ноймайер — в основном работают с собственными труппами, для которых и создают большинство балетов.

— А сами не чувствуете склонности к сочинению балетов?
— Нет, таланта хореографа в себе не чувствую. Я, скорее, хотел бы управлять труппой, возможно, балетной труппой театра Ла Скала... Закончив танцевать, стать репетитором, а потом, возможно, и руководителем труппы, чтобы иметь возможность передать весь тот опыт, который я приобрел, работая в разных театрах за границей, и поднять уровень балета в Италии. Благородная задача, не так ли?

Интервьюировала Александра Мельникова